Солнце полуночи - Страница 51

К оглавлению

51

— Ох, ну тогда, повеселись, — сказала она наполовину искренне. Ее недостаток энтузиазма вновь порадовал меня.

Пока я глядел на нее, я чувствовал муку от необходимости просто попрощаться. Она была такой хрупкой и уязвимой. Это казался безрассудный риск оставить ее без моего присмотра, где с ней могло случиться что угодно. И самая худшая вещь может произойти с ней, если я все же останусь рядом.

— Сделаешь для меня кое-что в эти выходные? — спросил я серьезно.

Она кивнула, глаза распахнулись, озадаченные моей просьбой.

Будь честным.

— Не обижайся, но ты из той категории людей, кто притягивает к себе неприятности как магнит. Поэтому…постарайся не утонуть в океане и не попасть под машину, ладно?

Я снисходительно улыбнулся ей, надеясь, что она не заметит печаль в моих глазах. Как бы я хотел, чтобы она не была так далеко от меня, учитывая, что я не знаю, что с ней может там приключиться.

Беги, Белла, беги. Я люблю тебя слишком сильно, на твое счастье или мое.

Она была обижена моей насмешкой. Она взглянула на меня. — Посмотрим, что я смогу с этим сделать, — огрызнулась она, выпрыгивая из машины под дождь, хлопнув дверью так сильно, как только она могла.

Прямо как разозленный котенок, который считает себя тигром.

Я сжал в руке ключ, который только что вытащил из кармана ее куртки, и улыбался всю дорогу, пока я ехал.

Глава седьмая
МЕЛОДИЯ

         Я ждал, вернувшись к школе. Последний урок еще не закончился. Это было хорошо, потому что мне было о чем подумать, и было необходимо время, чтобы побыть одному.

         В машине отстался ее запах. Я закрыл окна, позволяя ему поглотить меня, пытаясь привыкнуть к чувству умышленного жжения в своем горле.

         Влечение.    

         Было трудно думать. Со стольких сторон, так много разных значений и уровней. Не то же самое, что и любовь, но закручивается так же сложно.

         Я и понятия не имел, увлекся ли я Беллой. (Продолжит ли ее мысленное молчание каким-то образом все более и более разочаровывать меня, пока не сведет с ума? Или этому есть предел, который, в конце-то концов, наступит?).

         Я пытался сравнить ее ответную реакцию с прочими, такими как секретарша и Джессика Стенли, но сравнение не дало никаких результатов. Те же признаки – изменение сердцебиения и дыхания были подобны – могут так же просто означать страх или шок, или тревогу, как и их интерес. Казалось маловероятным, чтобы Белла могла думать о том же, что и Джессика Стенли. Как-никак Белла очень хорошо знала, что со мной что-то было не так, даже если еще не догадалась, что именно. Она прикасалась к моей ледяной коже, а затем отдернула свою руку от холода.

         И к тому же… когда я вспомнил те фантазии, что вызывали у меня отвращение, вместо Джессики в них была Белла…

         Я задышал еще быстрее, пламя скребло вверх и вниз по моему горлу.

         Что если это Белла представила себе, как я обхватил ее хрупкое тело своими руками? Чувствуя, будто б я тесно прижал ее к своей груди, а затем сложил руки под ее подбородком? Смахнул плотный занавес ее волос с покрасневшего лица? Очертил форму ее полных губ своими пальцами? Приблизил свое лицо к ее, чтобы почувствовать тепло ее дыхания на губах? Все еще приближаясь….

       Я вздрогнул от этого видения, понимая, что случится, если я так близко к ней приближусь…

         Влечение было неразрешимой проблемой, потому что я уже увлекся Беллой наихудшим образом.

         Хотел ли я, чтобы Белла увлеклась мной, как женщина мужчиной?

         Это был неверный вопрос. Правильный был таким: «Должен ли я хотеть, чтобы Белла увлеклась мной в этом плане?», и ответом было - «нет». Потому что я не был человеком, и это было нечестно по отношению к ней.

         Каждой клеткой своего существа я жаждал быть обычным человеком, чтобы держать ее в своих руках, не рискуя ее жизнью. Так что б я мог свободно придумывать собственные фантазии, которые не заканчивались бы ее кровью на моих руках, ее кровью, светящейся в моих глазах.

         Мое преследование было непростительным. Какие отношения могу я ей предложить, когда не могу прикоснуться к ней без риска.

         Я схватился руками за голову.

         Это приводило в еще большее замешательство, потому что я никогда не чувствовал себя настолько человечным за всю свою жизнь, даже когда был человеком, насколько я могу припомнить. Когда я был человеком, мои мысли были зациклены на военной славе. Первая Мировая война бушевала во времена моей юности, и за девять месяцев до восемнадцатого дня рождения меня поразила испанка....У меня остались лишь смутные представления об этих человеческих годах, мрачные воспоминания, которые становились все более расплывчатыми с каждым прошедшим десятилетием. Я вспомнил свою мать наиболее ясно и ощутил давнюю боль, когда подумал о ее лице. Я смутно припоминал, как сильно она ненавидела то будущее, к которому я так горячо стремился, молясь каждую ночь, произнося молитву перед обедом, чтобы «ужасная война» закончилась…У меня не было воспоминаний о другом стремлении. Кроме любви моей матери не было никакой другой, которая удержала бы меня.

         Это было совершенно новым для меня. Я не мог провести никаких параллелей, было не с чем сравнивать.

         Любовь, которую я испытывал к Белле, пришла невинным образом, и с каждым днем ситуация становилась все более сложной. Я очень  хотел быть способным прикасаться к ней. Чувствовала ли она тоже самое?

51